– Это не из скупости, пойми, деточка, – объяснил он, запихивая корзинку в стенную нишу рядом с электрическим тостером и рыцарским шлемом. – И не потому, что вещь мне очень дорога. Но нельзя же оставлять улику! Теоретически там могли сохраниться наши отпечатки. Рыбин-то свои наверняка подтер, прежде чем уйти с места преступления. А мы что, дурее его? Отпечатки – самое весомое доказательство. Знаешь, как после войны отыскали Амона Гета, коменданта концлагеря Плашов? По пальчикам. Он изменил внешность так здорово, что даже Ицхак Штерн его не узнал. Однако вывести все свои папиллярные узоры сукин сын не успел. Ну и попался…

Для ночлега старик выделил мне узкий топчан в комнате с книжными шкафами, а перед сном провел по всем помещениям, кроме оружейки. В нее он отказался пускать меня дальше порога, объявив, что без строжайшего экзамена по технике безопасности эта комната будет для меня закрыта: внутри, мол, много опасного старья, а у него, Фишера, нет нужного медицинского оборудования, и если при взрыве гранаты или мины мне оторвет ненароком руку, ногу или голову, он, Фишер, при всем желании не сумеет вовремя пришить нужную часть тела обратно.

После этих угрожающих слов я во сне, конечно же, совершал тайные вылазки на запретный склад – к штабелям ящиков с гранатами и минами. Каждый раз я без труда проникал в оружейку и так же благополучно выходил. Но затем мне приходилось возвращаться обратно, потому что я там все время что-нибудь забывал: то пиджак, то ботинки, то брюки. Во сне я страшился не взрыва боеприпасов, а того, что старик найдет мои вещи и догадается о нарушении запрета…

Намучившись со своим упрямым гардеробом, я проснулся довольно рано, но когда пришел на кухню, Вилли Максович был уже там. Он встал раньше меня или, может быть, не ложился вовсе. Сидя за верстаком, он прямо из банки ел тушенку, запивал ее чаем и задумчиво перелистывал том Ширера. Вчерашние обрывки бумаги с ковра в кабинете Сверчкова теперь были собраны вместе и наклеены на лист плотного картона. Полностью восстановить разорванный лист бумаги не сумел бы ни один фокусник – слишком мало осталось пазлов, – но два небольших фрагмента, пригодных для чтения, старику все-таки удалось сложить.

– Привет, Иннокентий! – Фишер налил мне чаю и вскрыл для меня еще одну банку тушенки. – Садись, бери из коробки крекеры… Ты умница, что собрал эти клочки. Кое-что проясняется. Наш покойник, скажу я тебе, играл в оч-чень странные игры… На-ка, посмотри сам.

Фрагменты начинались с полуслова и на полуслове же обрывались. Первый был совсем коротким: «…ина, это уродливое детище Беловежского дого…». Второй оказался в два раза длиннее: «…чение интересов Республики Польша и Российской Федерации будет примерно проходить по линии городов Одесса – Николаев – Кир…»

– И что это значит? – спросил я. Оба отрывка выглядели сущими ребусами.

– Ширер подсказал мне одну версию, довольно неприятную. – Вилли Максович нахмурился и захлопнул книгу. – Излагать ее пока я не буду. Сперва узнаем, какое вложение припрятал товарищ Молотов… Ты ведь не забыл, что скоро мы встретимся с одним вежливым молодым человеком из салона связи? Только бы он не взбрыкнул. С одной стороны, я вроде убедил его. С другой стороны, он все же дубина стоеросовая… Не взять ли что-то посерьезнее «ТТ»? У меня есть «томпсон», переделанный под калибр 7,62. Надежная машинка… Думаешь, прихватить?

Я представил себе, как Фишер в развевающемся черном плаще палит навскидку из любимого автомата американских гангстеров, и с большим энтузиазмом закивал.

– Экий ты милитарист, деточка, – хмыкнул старик. – Начитался комиксов… Нет, пожалуй, не возьму. В мирное время автомат – большой соблазн. Подталкивает к простым решениям. И наоборот: чем легче ты вооружен, тем больше стимулов решать проблемы бескровно. Мы вот с тобой знакомы уже два с половиной дня – срок немалый. Многих за это время я убил? То-то же! Короче, допивай чай и собирай рюкзак, а я осмотрю окрестности… Кстати, клетку с носителем мы берем с собой: сидеть безвылазно под землей вредно для птичьего здоровья…

Собирая рюкзак, я раздумывал над словами про «осмотр окрестностей», а когда вернулся на кухню, застал Фишера за необычным занятием. С потолка спустилась вниз толстая вертикальная труба. По бокам у нее имелись две рукоятки, похожие на мотоциклетный руль, а Вилли Максович, пересев с обычного стула на вертящуюся табуретку, припал к окулярам.

– Это перископ? – почтительно спросил я. Такое устройство я видел только на картинках.

– Он самый, – подтвердил старик, не отрываясь от трубы. – Купил по объявлению в газете, за смешные деньги. Маркировку продавец затер, но я-то сразу понял, что эти орлы раздербанили одну из списанных подлодок «К-21». Ну и ладно, пусть еще послужит. Я удлинил тубус, усилил электропривод, и в целом вышло неплохо… А теперь не отвлекай меня секунд сто двадцать.

Еще две минуты Вилли Максович молча и сосредоточенно вертел руль то вправо, то влево и сам крутился на табуретке вместе с ним. Наконец он оторвался от окуляров и сказал:

– Вроде бы вокруг чисто, можем выходить. Садись сюда, полюбуйся природой.

Я занял место Фишера и вместе с табуреткой сделал полный круг. Сперва я увидел реку, затем густые лесные заросли, а дальше мне открылась большая плоская равнина, покрытая редкой травой, и узкая пыльная дорога, тянущаяся по равнине почти от самого горизонта.

– Посмотри на дорогу, – услышал я голос Вилли Максовича. – Видишь на дальнем плане синюю букашку? Нет? Поворачивай левее, еще левее. Вот! Нашел? Мимо нас скоро проедут молдаване из строительной бригады Волобуева. Если поторопимся, успеем перехватить «газель» на повороте. Я их знаю. Эти добрые люди будут рады подвезти нас хоть до центра Москвы…

Так и произошло – четверть часа спустя. Фишер даже не стал специально «голосовать». Шофер синей «газели» с белой надписью «МОСОБЛСТРОЙ» сам остановил машину, едва заметил нас двоих на обочине. Из кабины нам приглашающе замахала рука, а из окон салона – несколько рук. Еще минут пять салон и кабина оживленно препирались о том, с кем поедет Фишер: и там, и там желали, чтобы только с ними. Хотя Волобуев и его молдавская бригада, судя по тону, не слишком ладили между собой, к Вилли Максовичу все относились подчеркнуто трепетно. В итоге нас таки усадили в салон, где было просторнее. По дороге старик уважительно добавлял к именам строителей румынское «домнул» – то есть «господин», – а они его называли мастером.

За полтора часа пути мы узнали практически все одинцовские новости. Главным событием вчерашнего дня, естественно, оказалась попытка вооруженных бандюганов ограбить жилой дом в Улитине. Налетчиков, как утверждалось, было ровно десять. Половина погибла в перестрелке с полицией, остальные попробовали уйти от погони вплавь. Дальше версии расходились. Домнулу Мирче, например, было доподлинно известно, что всех пятерых легко выловили из воды и арестовали. Домнул Лучиан, напротив, слышал, что беглецы отстреливались от полиции до последнего патрона и, уже раненые, утонули в Жуковке. А бригадир Волобуев, просунув голову в салон, непререкаемым тоном объявил подчиненным, что нечего тут пугать людей, повторять бабьи сплетни и заниматься дезинформацией: никакого налета вчера не было и полиции не было тоже, а просто местная пожарная команда производила ночные учения…